Струн натянутых тонкий звон
Внешнее выражение скорби по ушедшему из жизни человеку включало в себя особые правила поведения и траурную одежду. В допетровскую эпоху понятие «траур» обозначалось словами «жаль», «жальба», а траурная одежда называлась «жалевой». Отдельные элементы европейского траурного ритуала, принятые при Петре I, совпадали со старой русской традицией. Например, смирные (черные) кафтаны, отказ от увеселений и ношения ювелирных украшений в течение всего срока траура. читать дальшеВ.И.Даль приводит пословицу: «В жалях серег не носят».
В основу европейского траурного ритуала, укоренившегося в России во второй половине XVIII века и сохранившегося на протяжении всего ХIК столетия, лег «Odre chronologique des deuils de la cour» (Paris, 1765).
Эти правила предполагали глубокий, обыкновенный и полутраур. Во время траура запрещались балы, что нашло свое отражение в комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума»: «Мы в трауре, так балу дать нельзя». Если речь шла о государственном трауре, связанном, как правило, со смертью кого-нибудь из членов императорской фамилии, то запрещались спектакли и другие публичные зрелища.
Елизавета Петровна Янькова вспоминала о смерти императора Александра I: «Известие о кончине государя ужасно опечалило Москву: все его любили, о нем горевали и плакали. Особы чиновные по классам облеклись в траур, а мы, бесклассные дворянки, тоже сняли с себя цветное и надели черное платье. Разумеется, прекратились всякие увеселения, театры, балы - все кончилось, и Москва притихла на долгое время» . Срок траура по родственникам определялся степенью близости к покойному. Янькова же сообщала: «Вдовы три года носили траур: первый год только черную шерсть и креп, на второй год черный шелк и можно было кружева черные носить, а на третий год, в парадных случаях, можно было надевать серебряную сетку на платье, а не золотую. Эту носили по окончании трех лет, а черное платье вдовы не снимали, в особенности пожилые. Да и молодую бы не похвалили бы, если бы она поспешила снять траур.
По отцу и матери носили траур два года: первый шерсть и креп, в большие праздники можно было надевать что-нибудь дикое, но не слишком светлое, а то как раз бывало оговорят:
„Такая-то совсем приличий не соблюдает: в большом трауре, а какое светлое надела платье".
Первые два года вдовы не пудрились и не румянились; на третий год можно было немного подрумяниться, но белиться и пудриться дозволялось только по окончании траура. Также и душиться было нельзя, разве только употребляли одеколон...
Когда свадьбы бывали в семьях, где глубокий траур, то черное платье на время снимали, а носили лиловое, что считалось трауром для невест. Не припомню теперь, кто именно из наших знакомых выходил замуж, будучи в трауре, так все приданое сделали лиловое разных материй, разумеется, и различных теней (фиолетово-дофиновое - так называли самое темно-лиловое, потому что французские дофины не носили в трауре черного, а фиолетовый цвет, лиловое, жирофле, сиреневое, гри-де-лень и тому подобное)» .
Е. П. Янькова описывает правила, строго соблюдавшиеся в годы ее молодости, то есть в последние десятилетия XVIII - начале XIX века. Последующие изменения в большей степени были связаны с появлением новой моды. Прежде всего это касалось бытового гри¬ма - от пудры, румян и париков надолго отказалась мода, поэтому в более позднее время румяна или пудра свидетельствовали лишь о личных пристрастиях человека, рассматривались как чудачество поведения, но не воспринимались как нарушение приличий.
Упомянутая мемуаристкой ткань «гри-де-лень» означает не качество ткани, как может показаться на первый взгляд, а орнамент - серая материя в полоску. Обычно орнамент на траурной одежде позволяли себе только для малого траура, или, как его часто называли в XIX веке, полутраура. В 1863 году журнал «Модный магазин» рекомендовал для траура, вернее полутраура, ткани в черно-белую клетку .
Покрой траурного платья целиком зависел от моды. Неизменными оставались лишь цвета, тип ткани (шерсть или шелк) и правила пользования драгоценностями.
В том же «Модном магазине» сообщалось: «Для верхней траурной одежды преимущественно носят ротонды. Нарядные траурные шляпки из черного крепа украшаются цветами из каменного угля (гагата). Вообще: черный, белый, серый и лиловый цвета так часто повторяются, что можно подумать, уж не в полутрауре ли большинство женщин. Для настоящего же траура употребляют английский альпага, бомбазин и мохер. Все эти материи более или менее из шелка с шерстью» . Для траурной одежды была популярна шерстяная байка - мягкая ворсовая ткань из шерстяного или хлопчатобумажного волокна. Современная байка по своему внешнему виду сопоставима лишь с бельевыми сортами ткани, производившимися в XIX веке.
Ф.Ф.Вигель рассказывает в своих «Записках» о событиях, происходивших по случаю смерти императора Павла I: «Траура в Москве под разными предлогами почти никто не носил. Да и лучше сказать, что в траурном платье я помню только вдову генерал-лейтенантшу Акулину Борисовну Кемпен, одну из наших киевских знакомок, которая в замужестве была за московским купцом Дудышкиным и оттого чрезвычайно гордилась потом своим чином. Несмотря на необъятную толщину свою, она все лето прела под черной байкой для того, чтобы иметь удовольствие показывать шлейф чрезмерной длины» .
Из мемуаров Яньковой и Вигеля ясно, что по траурной одежде можно было определить степень родства с умершим и давно ли случилось это печальное происшествие; сословное положение человека - классная или бесклассная дворянка; размер шлейфа указывал на должность мужа и т.д.
В 1791 году вышел из печати знаменитый памфлет Н.И.Страхова «Переписка моды». По названию может показаться, что речь идет об издании с новинками моды, а на самом деле это произведение традиционного для конца XVIII века жанра, направленное против излишеств и безнравственных установлений моды, разоряющей почтенные семейства и подрывающей традиционные моральные устои. Вот что сообщается в одном из писем:
«Изъявлять сожаление об умерших родственниках в силу устава Моды не иначе можно, как с помощью сукна черного цвета. Покрой траурного кафтана, число находящихся на нем пуговиц, суконная черная или шелковая исподница и камезол, батист пришитой к обшлагам или иначе называемые плерезы, гарусные или шелковые чулки и башмачные пряжки, покрытые черным лаком, составляют таинственные знаки, помощью коих, ничего не спрашивая у печального человека, можно узнать обстоятельства и степень его печали, также давно ли умер родственник его и сколь близко доводился ему родством» .
Мода переменчива, и камзол сменился фраком, вне моды оставались лишь плерезы - ленты-нашивки белого цвета из батиста, как пишет Страхов, или из белого глазета. Количество нашивок, их ширина определялись положением человека в обществе. Право на ношение плерез имели только дворяне - потомственные или личные. Женщины носили плерезы в зависимости от положения своего мужа на служебной лестнице. А.И.Герцен в «Былом и думах» вспоминает одну из компаньонок своей тетки - княгини Хованской: «Эту почетную должность занимала здоровая, краснощекая вдова какого-то звенигородского чиновника, надменная своим «благородством» и ассесорским чином покойника... Я помню, как она серьезно заботилась после смерти Александра I - какой ширины плерезы ей следует носить по рангу».
В незаконченной повести Ф.М.Достоевского «Неточка Незванова» описан костюм главной героини: «В одно утро меня одели в чистое тонкое белье, надели на меня черное шерстяное платье с белыми плерезами, на которое я посмотрела с каким-то унылым недоумением, причесали мне голову и повели с верхних комнат вниз, в комнаты княгини».
Исследователь Г.М.Фридлендер в работе «Реализм Достоевского» высказывал предположение о возможном дальнейшем развитии сюжета . Костюм позволяет допустить, что дворянское траурное платье на девочке, которая не помнит своего родного отца, и есть ключ к дальнейшему развитию сюжета. Возможно, что князь, приютивший Неточку в своей семье, был не только знаком с ее отчимом, но и знал истинное происхождение ребенка.
В богатых семьях траурную одежду надевали не только члены семьи умершего, но и слуги. В этом случае белые нашивки прикреплялись к камзолу или кафтану, приближавшимся по крою к костюму XVIII столетия, поэтому в определении сословного положения человека ошибки произойти не могло.
В периодических изданиях прошлого века часто встречаются описания обычаев других стран. Чрезвычайно любопытны сведения, которые появились в 1815 году о символике траурного цвета у различных народов: «По государю - фиолетовый - печаль и спокойствие могилы; по девицам - белый - непорочность; в Сирии, Армении - небесно-голубой - место, которое желают умершим; в Египте - желтый - конец, как трава увядшая. В Эфиопии - серый - земля, в которую возвращаются; во всех европейских государствах черный - лишение жизни - лишение света» .
В меньшей степени интересовались народными русскими траурными обрядами, вероятнее всего потому, что любой городской житель мог достаточно часто наблюдать сельские похороны и иметь о них представление. Сведения о траурной одежде русских содержатся в этнографических исследованиях. В работе Г.С.Масловой «Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX - начала XX века» приводится интересное наблюдение автора о причинах довольно скудного числа траурных и погребальных костюмов в музейных собраниях, хотя, так же как и свадебная одежда, эти костюмы орнаментировались, покрывались вышивкой. Маслова пишет: «Ее приобретение всегда было сложным делом для музейных работников. Крестьяне неохотно расставались с одеждой, приготовленной „на смерть", считая это большим грехом. Во многих местах даже было распространено поверье, что „смертную" одежду нельзя показывать посторонним людям» . Из описаний траурной и погребальной одежды, приведенных автором, ясно, что траур обозначается введением в традиционный наряд черного цвета в виде окантовок, каймы или орнаментальной детали из шелка, гаруса, ситца. Соседствуют три основных цвета-символа: белый, красный и черный. Головные уборы женщин - шлык и сорока - тоже отделывались черной полосой, и это сразу указывало на назначение - «печальные» шлык и сорока.
Любопытны названия траурных одежд из разных областей России. В Орловской губернии женскую траурную рубаху называли «горемычка», а в Тульской молодые женщины носили синюшку - верхнюю одежду из синего домашнего холста.
Хотя крой траурной одежды европейского образца и традиционного для России типа не совпадает, цветовая символика такого костюма восходит к древним истокам и совпадает в главном - цвет печали обычно черный с добавлением белых и синих отделок.
В России в качестве траурного был возможен белый цвет. Вот что пишет А.Ф.Тютчева: «Она [княгиня Екатерина Николаевна Мещерская] с большой заботливостью отнеслась к заказу моего платья для представления ко двору, вникая в мельчайшие подробности туалета, который вследствие наложенного в то время на двор траура должен был быть совершенно белый» .
Этот необычный костюм объясняется тем, что по существующим правилам дети носили полутраур, то есть сочетание черного и белого, а для детей моложе семи лет белая одежда тоже считалась полным трауром .
Во время траура носили ткани без блеска. «Самыми подходящими материями считаются черные шерстяные ткани без лоска, например кашемир, креп, рипс, шевиот и тому подобные, которые отделываются английским крепом (редкая шелковая ткань, которая кладется под пресс, собирается в пересекающиеся складочки) или гладким траурным флером. Креп - знак глубокого траура, гладкий флер более подходит для времени перехода» .
Упомянутый английский креп - разновидность креповых тканей, производившихся в России. Для производства крепа - шерстяного или шелкового - основу натягивали из туго скрученных нитей, а уток из слабо скрученной пряжи. Благодаря этому поверхность креповых тканей была неровной, шероховатой, как бы покрытой небольшими бугорками. Один из видов крепа - креп-рашель - хорошо известен любителям театра: его среди прочих тканей упоминает Олимпиада Самсоновна из пьесы Островского «Свои люди - сочтемся».
Креп-рашель - это материя золотисто-бежевого цвета, названного в честь знаменитой французской актрисы Рашель (1821 - 1858). С середины 40-х годов Рашель много гастролировала, что способствовало распространению ее особого стиля не только в манере сценической речи или движения, но и в одежде. Все современники отмечали ее удивительную способность носить театральный костюм любой эпохи, отточенную пластику и вкус. Оттенок золотистого цвета имел отношение не только к тканям, но и к косметике - пудра «рашель» сохранилась до сих пор.
От женщины, особенно вдовы, требовалось строгое соблюдение внешних форм траура. Для мужчины было достаточно всего полугода глубокого траура, причем черный костюм надевали лишь на панихиду. Все остальное время вдовцы могли ограничиваться широким крепом на шляпе и узкой креповой повязкой на левом рукаве.
Во время траура и для мужчин и для женщин были обязательны черные перчатки и черный зонт. Некоторые отделывали носовые платки черной каймой, так же как визитные карточки и писчую бумагу.
Описанный выше срок ношения траура относится главным образом к концу XVIII - началу ХIX века. Во второй половине прошлого столетия правила на этот счет изменились. По родителям носили траур всего год: первые шесть месяцев - глубокий, три месяца - обыкновенный и три месяца полутраур.
Всегда находились люди, умудрявшиеся не отказываться от своих привычек даже ради траура. Чаще всего это были женщины, надевавшие драгоценности вопреки существовавшим правилам. Пыляев рассказывает любопытную историю, услышанную им от торговца бриллиантами: «Я знавал одного старика, продавца дорогих камней, которому удалось купить в одном аристократическом доме у наследника все фамильные бриллианты за какие-нибудь сто рублей, когда цена их колебалась в сумме свыше трехсот тысяч рублей. В том виде, в каком были куплены бриллианты, даже самый опытный глаз искусного ювелира не мог бы признать их за настоящие. Покупка случилась как раз в год смерти Александра Благословенного. При дворе был тогда траур, и придворные дамы, которые являлись ко двору, не надевали бриллиантов; но как избавиться от укоренившейся привычки? И вот одна владелица замечательных бриллиантов, чтобы не разлучаться с ними, придумала следующую хитрость: для того чтобы отнять у них сильный блеск, она покрыла их густо лаком, иначе сказать, прикрыла их траурным крепом; такие потускневшие бриллианты впоследствии и были проданы наследниками за простые стекла»
В основу европейского траурного ритуала, укоренившегося в России во второй половине XVIII века и сохранившегося на протяжении всего ХIК столетия, лег «Odre chronologique des deuils de la cour» (Paris, 1765).
Эти правила предполагали глубокий, обыкновенный и полутраур. Во время траура запрещались балы, что нашло свое отражение в комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума»: «Мы в трауре, так балу дать нельзя». Если речь шла о государственном трауре, связанном, как правило, со смертью кого-нибудь из членов императорской фамилии, то запрещались спектакли и другие публичные зрелища.
Елизавета Петровна Янькова вспоминала о смерти императора Александра I: «Известие о кончине государя ужасно опечалило Москву: все его любили, о нем горевали и плакали. Особы чиновные по классам облеклись в траур, а мы, бесклассные дворянки, тоже сняли с себя цветное и надели черное платье. Разумеется, прекратились всякие увеселения, театры, балы - все кончилось, и Москва притихла на долгое время» . Срок траура по родственникам определялся степенью близости к покойному. Янькова же сообщала: «Вдовы три года носили траур: первый год только черную шерсть и креп, на второй год черный шелк и можно было кружева черные носить, а на третий год, в парадных случаях, можно было надевать серебряную сетку на платье, а не золотую. Эту носили по окончании трех лет, а черное платье вдовы не снимали, в особенности пожилые. Да и молодую бы не похвалили бы, если бы она поспешила снять траур.
По отцу и матери носили траур два года: первый шерсть и креп, в большие праздники можно было надевать что-нибудь дикое, но не слишком светлое, а то как раз бывало оговорят:
„Такая-то совсем приличий не соблюдает: в большом трауре, а какое светлое надела платье".
Первые два года вдовы не пудрились и не румянились; на третий год можно было немного подрумяниться, но белиться и пудриться дозволялось только по окончании траура. Также и душиться было нельзя, разве только употребляли одеколон...
Когда свадьбы бывали в семьях, где глубокий траур, то черное платье на время снимали, а носили лиловое, что считалось трауром для невест. Не припомню теперь, кто именно из наших знакомых выходил замуж, будучи в трауре, так все приданое сделали лиловое разных материй, разумеется, и различных теней (фиолетово-дофиновое - так называли самое темно-лиловое, потому что французские дофины не носили в трауре черного, а фиолетовый цвет, лиловое, жирофле, сиреневое, гри-де-лень и тому подобное)» .
Е. П. Янькова описывает правила, строго соблюдавшиеся в годы ее молодости, то есть в последние десятилетия XVIII - начале XIX века. Последующие изменения в большей степени были связаны с появлением новой моды. Прежде всего это касалось бытового гри¬ма - от пудры, румян и париков надолго отказалась мода, поэтому в более позднее время румяна или пудра свидетельствовали лишь о личных пристрастиях человека, рассматривались как чудачество поведения, но не воспринимались как нарушение приличий.
Упомянутая мемуаристкой ткань «гри-де-лень» означает не качество ткани, как может показаться на первый взгляд, а орнамент - серая материя в полоску. Обычно орнамент на траурной одежде позволяли себе только для малого траура, или, как его часто называли в XIX веке, полутраура. В 1863 году журнал «Модный магазин» рекомендовал для траура, вернее полутраура, ткани в черно-белую клетку .
Покрой траурного платья целиком зависел от моды. Неизменными оставались лишь цвета, тип ткани (шерсть или шелк) и правила пользования драгоценностями.
В том же «Модном магазине» сообщалось: «Для верхней траурной одежды преимущественно носят ротонды. Нарядные траурные шляпки из черного крепа украшаются цветами из каменного угля (гагата). Вообще: черный, белый, серый и лиловый цвета так часто повторяются, что можно подумать, уж не в полутрауре ли большинство женщин. Для настоящего же траура употребляют английский альпага, бомбазин и мохер. Все эти материи более или менее из шелка с шерстью» . Для траурной одежды была популярна шерстяная байка - мягкая ворсовая ткань из шерстяного или хлопчатобумажного волокна. Современная байка по своему внешнему виду сопоставима лишь с бельевыми сортами ткани, производившимися в XIX веке.
Ф.Ф.Вигель рассказывает в своих «Записках» о событиях, происходивших по случаю смерти императора Павла I: «Траура в Москве под разными предлогами почти никто не носил. Да и лучше сказать, что в траурном платье я помню только вдову генерал-лейтенантшу Акулину Борисовну Кемпен, одну из наших киевских знакомок, которая в замужестве была за московским купцом Дудышкиным и оттого чрезвычайно гордилась потом своим чином. Несмотря на необъятную толщину свою, она все лето прела под черной байкой для того, чтобы иметь удовольствие показывать шлейф чрезмерной длины» .
Из мемуаров Яньковой и Вигеля ясно, что по траурной одежде можно было определить степень родства с умершим и давно ли случилось это печальное происшествие; сословное положение человека - классная или бесклассная дворянка; размер шлейфа указывал на должность мужа и т.д.
В 1791 году вышел из печати знаменитый памфлет Н.И.Страхова «Переписка моды». По названию может показаться, что речь идет об издании с новинками моды, а на самом деле это произведение традиционного для конца XVIII века жанра, направленное против излишеств и безнравственных установлений моды, разоряющей почтенные семейства и подрывающей традиционные моральные устои. Вот что сообщается в одном из писем:
«Изъявлять сожаление об умерших родственниках в силу устава Моды не иначе можно, как с помощью сукна черного цвета. Покрой траурного кафтана, число находящихся на нем пуговиц, суконная черная или шелковая исподница и камезол, батист пришитой к обшлагам или иначе называемые плерезы, гарусные или шелковые чулки и башмачные пряжки, покрытые черным лаком, составляют таинственные знаки, помощью коих, ничего не спрашивая у печального человека, можно узнать обстоятельства и степень его печали, также давно ли умер родственник его и сколь близко доводился ему родством» .
Мода переменчива, и камзол сменился фраком, вне моды оставались лишь плерезы - ленты-нашивки белого цвета из батиста, как пишет Страхов, или из белого глазета. Количество нашивок, их ширина определялись положением человека в обществе. Право на ношение плерез имели только дворяне - потомственные или личные. Женщины носили плерезы в зависимости от положения своего мужа на служебной лестнице. А.И.Герцен в «Былом и думах» вспоминает одну из компаньонок своей тетки - княгини Хованской: «Эту почетную должность занимала здоровая, краснощекая вдова какого-то звенигородского чиновника, надменная своим «благородством» и ассесорским чином покойника... Я помню, как она серьезно заботилась после смерти Александра I - какой ширины плерезы ей следует носить по рангу».
В незаконченной повести Ф.М.Достоевского «Неточка Незванова» описан костюм главной героини: «В одно утро меня одели в чистое тонкое белье, надели на меня черное шерстяное платье с белыми плерезами, на которое я посмотрела с каким-то унылым недоумением, причесали мне голову и повели с верхних комнат вниз, в комнаты княгини».
Исследователь Г.М.Фридлендер в работе «Реализм Достоевского» высказывал предположение о возможном дальнейшем развитии сюжета . Костюм позволяет допустить, что дворянское траурное платье на девочке, которая не помнит своего родного отца, и есть ключ к дальнейшему развитию сюжета. Возможно, что князь, приютивший Неточку в своей семье, был не только знаком с ее отчимом, но и знал истинное происхождение ребенка.
В богатых семьях траурную одежду надевали не только члены семьи умершего, но и слуги. В этом случае белые нашивки прикреплялись к камзолу или кафтану, приближавшимся по крою к костюму XVIII столетия, поэтому в определении сословного положения человека ошибки произойти не могло.
В периодических изданиях прошлого века часто встречаются описания обычаев других стран. Чрезвычайно любопытны сведения, которые появились в 1815 году о символике траурного цвета у различных народов: «По государю - фиолетовый - печаль и спокойствие могилы; по девицам - белый - непорочность; в Сирии, Армении - небесно-голубой - место, которое желают умершим; в Египте - желтый - конец, как трава увядшая. В Эфиопии - серый - земля, в которую возвращаются; во всех европейских государствах черный - лишение жизни - лишение света» .
В меньшей степени интересовались народными русскими траурными обрядами, вероятнее всего потому, что любой городской житель мог достаточно часто наблюдать сельские похороны и иметь о них представление. Сведения о траурной одежде русских содержатся в этнографических исследованиях. В работе Г.С.Масловой «Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX - начала XX века» приводится интересное наблюдение автора о причинах довольно скудного числа траурных и погребальных костюмов в музейных собраниях, хотя, так же как и свадебная одежда, эти костюмы орнаментировались, покрывались вышивкой. Маслова пишет: «Ее приобретение всегда было сложным делом для музейных работников. Крестьяне неохотно расставались с одеждой, приготовленной „на смерть", считая это большим грехом. Во многих местах даже было распространено поверье, что „смертную" одежду нельзя показывать посторонним людям» . Из описаний траурной и погребальной одежды, приведенных автором, ясно, что траур обозначается введением в традиционный наряд черного цвета в виде окантовок, каймы или орнаментальной детали из шелка, гаруса, ситца. Соседствуют три основных цвета-символа: белый, красный и черный. Головные уборы женщин - шлык и сорока - тоже отделывались черной полосой, и это сразу указывало на назначение - «печальные» шлык и сорока.
Любопытны названия траурных одежд из разных областей России. В Орловской губернии женскую траурную рубаху называли «горемычка», а в Тульской молодые женщины носили синюшку - верхнюю одежду из синего домашнего холста.
Хотя крой траурной одежды европейского образца и традиционного для России типа не совпадает, цветовая символика такого костюма восходит к древним истокам и совпадает в главном - цвет печали обычно черный с добавлением белых и синих отделок.
В России в качестве траурного был возможен белый цвет. Вот что пишет А.Ф.Тютчева: «Она [княгиня Екатерина Николаевна Мещерская] с большой заботливостью отнеслась к заказу моего платья для представления ко двору, вникая в мельчайшие подробности туалета, который вследствие наложенного в то время на двор траура должен был быть совершенно белый» .
Этот необычный костюм объясняется тем, что по существующим правилам дети носили полутраур, то есть сочетание черного и белого, а для детей моложе семи лет белая одежда тоже считалась полным трауром .
Во время траура носили ткани без блеска. «Самыми подходящими материями считаются черные шерстяные ткани без лоска, например кашемир, креп, рипс, шевиот и тому подобные, которые отделываются английским крепом (редкая шелковая ткань, которая кладется под пресс, собирается в пересекающиеся складочки) или гладким траурным флером. Креп - знак глубокого траура, гладкий флер более подходит для времени перехода» .
Упомянутый английский креп - разновидность креповых тканей, производившихся в России. Для производства крепа - шерстяного или шелкового - основу натягивали из туго скрученных нитей, а уток из слабо скрученной пряжи. Благодаря этому поверхность креповых тканей была неровной, шероховатой, как бы покрытой небольшими бугорками. Один из видов крепа - креп-рашель - хорошо известен любителям театра: его среди прочих тканей упоминает Олимпиада Самсоновна из пьесы Островского «Свои люди - сочтемся».
Креп-рашель - это материя золотисто-бежевого цвета, названного в честь знаменитой французской актрисы Рашель (1821 - 1858). С середины 40-х годов Рашель много гастролировала, что способствовало распространению ее особого стиля не только в манере сценической речи или движения, но и в одежде. Все современники отмечали ее удивительную способность носить театральный костюм любой эпохи, отточенную пластику и вкус. Оттенок золотистого цвета имел отношение не только к тканям, но и к косметике - пудра «рашель» сохранилась до сих пор.
От женщины, особенно вдовы, требовалось строгое соблюдение внешних форм траура. Для мужчины было достаточно всего полугода глубокого траура, причем черный костюм надевали лишь на панихиду. Все остальное время вдовцы могли ограничиваться широким крепом на шляпе и узкой креповой повязкой на левом рукаве.
Во время траура и для мужчин и для женщин были обязательны черные перчатки и черный зонт. Некоторые отделывали носовые платки черной каймой, так же как визитные карточки и писчую бумагу.
Описанный выше срок ношения траура относится главным образом к концу XVIII - началу ХIX века. Во второй половине прошлого столетия правила на этот счет изменились. По родителям носили траур всего год: первые шесть месяцев - глубокий, три месяца - обыкновенный и три месяца полутраур.
Всегда находились люди, умудрявшиеся не отказываться от своих привычек даже ради траура. Чаще всего это были женщины, надевавшие драгоценности вопреки существовавшим правилам. Пыляев рассказывает любопытную историю, услышанную им от торговца бриллиантами: «Я знавал одного старика, продавца дорогих камней, которому удалось купить в одном аристократическом доме у наследника все фамильные бриллианты за какие-нибудь сто рублей, когда цена их колебалась в сумме свыше трехсот тысяч рублей. В том виде, в каком были куплены бриллианты, даже самый опытный глаз искусного ювелира не мог бы признать их за настоящие. Покупка случилась как раз в год смерти Александра Благословенного. При дворе был тогда траур, и придворные дамы, которые являлись ко двору, не надевали бриллиантов; но как избавиться от укоренившейся привычки? И вот одна владелица замечательных бриллиантов, чтобы не разлучаться с ними, придумала следующую хитрость: для того чтобы отнять у них сильный блеск, она покрыла их густо лаком, иначе сказать, прикрыла их траурным крепом; такие потускневшие бриллианты впоследствии и были проданы наследниками за простые стекла»